Из всех вопросов, вызывающих в обществе самые жаркие споры, вопрос о характере государства, пожалуй, волнует израильтян не меньше, чем взаимоотношения с арабами. Каким должно быть государство: еврейским или демократическим?

     Совсем недавно группа израильских граждан создала форум национальной ответственности и провозгласила декларацию "Кинерет", которая призвана внести наконец окончательную ясность в этот вопрос. Отныне нужно считать, что наше государство может быть одновременно и еврейским, и демократическим.

     Проблема, однако, в том, что нам, простым гражданам, хотя и не являющимся членами вышеупомянутого форума, но, тем не менее, считающим себя не менее ответственными, не очень-то ясно, что авторы документа подразумевают под "демократическим", а что под "еврейским" государством. Вот и попробуем в этом вопросе разобраться.

     1. Для начала придется уточнить, какие существуют виды политического устройства и какое место среди них занимает демократия, в которой все якобы так хорошо разбираются. Решая подобного рода вопросы, имеет смысл обратиться к первоисточникам. А кто является большим авторитетом в политических вопросах, чем автор знаменитой "Политики" Аристотель?

     Итак, что пишет Аристотель по этому поводу? Он считает, что существуют три основных вида государственного устройства: первый, когда правит один человек; второй - правит группа; третий - правит народ. У каждого из этих видов есть, упрощенно выражаясь, хороший вариант и есть плохой. "Три вида правильные - царская власть (монархия. - Л. З.-А.), аристократия, полития - и три отклоняющиеся от них - тирания от царской власти, олигархия от аристократии, демократия от политики" (книга 4, глава 2:1).

     Как видим, каждой твари по паре. Власти достойного монарха противостоит власть недостойного тирана; власти группы достойных аристократов противостоит власть группы недостойных олигархов. А что же с властью народа? Куда подевалась полития, то есть власть достойного народа? Бедняжке политии не повезло - не прижилась полития. И теперь труженице демократии приходится обслуживать два варианта - власть достойного народа и власть народа недостойного. Быть, так сказать, слугой двух несовместимых господ - Добра и Зла. Незавидная участь!

     Для начала выясняется весьма любопытная деталь: произнося слово "демократия", мы принципиально не можем знать, говорим мы о Добре или о Зле. И нам (если мы, разумеется, хотим отличать Добро от Зла), произнося слово "демократия", всегда придется уточнять: "А вы, собственно, какой вариант демократии имеете в виду? Хороший или плохой?" Чтобы избавиться от необходимости постоянного уточнительства, назо- вем хорошую демократию демократией Добра, а плохую - демократией Зла.

     Чем же одна отличается от другой? Предоставим слово Аристотелю: плохая демократия - это когда "верховная власть принадлежит не закону, а простому народу" (книга 4, глава 4:3).

     Все очень просто: достойный народ руководствуется законом, а недостойному закон не писан. Отсюда следует, что демократия Добра основана на законе, а демократия Зла - на беззаконии.

     Но какой же народ считать достойным, а какой - наоборот? Достойным является тот, у кого есть общие святыни. Разумеется, можно возразить: святыни - вещь относительная. Совершенно правильно. Греческие святыни, кстати, - святыни рабовладения, которые позволяли смотреть на другого человека как на "говорящее орудие" только потому, что сами греки свято верили: есть люди, которые созданы быть рабами. И тем не менее достойный народ - это такой, который связан общими святынями, потому что только общие святыни могут быть основой закона.

     Отсюда следует, что народ становится недостойным тогда, когда он не связан общими святынями, и поэтому закон у него заменяется придуманными правилами, лишенными всякого морального оправдания в глазах народа. Аристотель, считающий тиранию худшей формой правления потому, что тиран правит по собственному усмотрению, такую демократию недостойного народа приравнивает именно к тирании:
     "В этом случае простой народ стремится управлять по-монаршему (ибо в этом случае закон им не управляет) и становится деспотом... постановления такой демократии имеют то же значение, что в тирании распоряжения" (книга 4, глава 4:5).

     Итак, недостойный народ сам превращается в деспота. Но как же это происходит? Казалось бы, не может народ сам себе вредить.

     Оказывается, может. Народ, лишенный святынь, нравственных устоев, фактически не в состоянии управлять. От имени такого народа правят люди, которые им, народом, попросту манипулируют.

     Наличие святынь заставляет каждого удерживать себя от поступков, от которых удерживают себя и другие. "Нельзя красть!" - и человек не позволяет себе воровать. Тогда воровство в глазах народа незаконно. Наличие святынь призывает каждого стремиться к тому, к чему стремятся и другие. "Должно защищать родину!" - и каждый берется за оружие. Так защита родины становится Законом народа. С исчезновением святынь ничто не удерживает человека от того, чтобы жить своей личной сиюминутной выгодой: "Почему бы не украсть? Ведь мне хочется обладать этой вещью! А почему я должен браться за оружие? Ведь от этого мне может быть хуже".

     Когда у большинства народа исчезают святыни, этим пользуются манипуляторы. "Давайте объединимся, - говорят они ворам, - и возведем воровство в закон". Если нужно, можно возвести в закон и дезертирство. Оказывается, вообще все дозволено. Главное - объединиться с интересантами. Каждая группа стремится навязать свою волю другим, в обществе воцаряется хаос, и самыми популярными деятелями становятся манипуляторы, способные ради выгоды своей группы дискредитировать любые святыни.

     Как называются эти манипуляторы? Знакомым нам словом. Они называются демагогами.

     "1. Демагоги становятся могущественными вследствие сосредоточения верховной власти в руках народа, а они властвуют над его мнением" (книга 4, глава 4:5).
Поэтому демократия государства, народ которого не связан общими святынями, есть демократия Зла и фактически является тиранией демагогов.

     2. Святыни любого народа определяют его законы. Например, у мусульман брат обязан убить сестру, если ее поведение будет признано оскорбляющим честь семьи. В этом случае брат-убийца не может считаться преступником. У евреев убийство - тяжкое преступление, и защита чести семьи не может служить оправданием. Каким же должно быть государство, если люди, придерживающиеся противоположных нравственных норм, являются его полноправными гражданами?

     Отсюда следует, что достойному народу (в понятиях Аристотеля) следует выбрать какую-то одну систему святынь (нравственных норм), на которой базируется закон: в противном случае закона у него не будет. А единая система святынь возможна лишь в национальном государстве, и определяет эту систему титульная нация. К каким бы национальностям и конфессиям ни принадлежали граждане национального государства, они, безусловно, должны признавать верховенство этой системы святынь либо искать себе другое государство.

     Как же в таком случае мы должны воспринимать текст декларации "Кинерет" (цитируем пункт 2):
"...Государство Израиль... несет ответственность за равноправие всех своих граждан... за обеспечение их права на... выбор... воспитания, образования и культуры".

     Ведь если у всех есть равные права на свою культуру, значит, в принципе, не может быть и общего закона.

     Проиллюстрируем это следующим примером.

     Допустим, у гражданина А. есть законное право на свою культуру. В соответствии со своей, культурой он заводит себе четырех жен, которые рожают ему по шесть детей каждая. Естественно, учиться женам ни к чему (не женское это дело - или у них нет права на собственную культуру?) и работать они тоже не могут (детей нужно растить). К ценностям мировой цивилизации многочисленное потомство гражданина А. приобщается в основном на мостовых родного квартала.

     В том же государстве равноправным гражданином (таким же, как гражданин А.) является гражданин Б. Его культура, на которую он тоже имеет право, основана на моногамии, на приобщении детей к ценностям мировой цивилизации. Разумеется, жена так же образованна, как и сам гражданин Б., и участвует с ним на равных не только в создании этих ценностей, но и в приобщении к ним детей.

     Не нужно обладать большим воображением, чтобы представить, насколько результаты культурного выбора гражданина А. будут отличаться от культурного выбора гражданина Б. Но так как оба -граждане одного государства, а оно пообещало всем и образование, и здравоохранение, и инфраструктуру (ведь все равны и всем это в равной степени нужно), то государство обязано будет издать специальный закон, по которому у гражданина Б. появляются обязанности по отношению к гражданину А. Гражданин Б. должен оплатить все нужды гражданина А., которые тот не может оплатить в результате осуществления своего права на собственную культуру: обеспечить его питанием, медицинским обслуживанием, образованием для его детей и т. д. Где же здесь равноправие, если у гражданина А. есть только права, но нет обязанностей, а гражданин Б. несет обязанности и за гражданина А., и за себя, но лишен возможности пользоваться плодами своей культуры?

     Естественно, что эта ситуация не только не предполагает равноправия, но напротив - в ней заложен конфликт. Закон о равенстве становится фикцией, и это позволяет демагогам начать манипулировать понятием "равенство". Равенство прав на культуру подменяется равенством прав на плоды наиболее продуктивной культуры, обладать которыми хочется всем. При новой трактовке равенства гражданину Б. положены те же плоды культуры, что и гражданину А. Если же у гражданина Б. есть зеленая лужайка перед домом, в то время как у гражданина А. на 24 ребенка приходится всего 20 пар обуви, то у гражданина А. есть право возмущаться неравенством и упрекать в своем бедственном положении... гражданина Б., а гражданину Б. должно быть стыдно за нажитое образованием и трудом благосостояние.

     Законом здесь и не пахнет. Это попросту травля гражданина Б., у которого в такой ситуации есть несколько вариантов поведения: либо он постарается скрыть часть доходов, либо бежит из страны, где всем заправляют демагоги. В любом случае он самоустраняется как гражданин, поскольку теряет интерес к общественной жизни.

     Народ потому и становится недостойным, что теряет лучших граждан. Именно об этом говорит Аристотель:
"Крайняя демократия и тирания поступают деспотически с лучшими гражданами" (книга 4, глава 4:5).

     3. Мне, конечно, могут возразить, что с аналогичной проблемой сталкивается весь мир. Но это не так, весь мир с этой проблемой не сталкивается. С ней, например, не сталкивается Египет, с ней не сталкивается Китай. И Саддам Хусейн с ней тоже не сталкивается. С ней сталкивается только христианский мир. И на то есть причина.

     Идеи "мультикультурного общества" и "государства всех граждан" уходят своими корнями в христианскую традицию. И будь исповедующий эти идеи трижды нерелигиозным, он все равно мыслит по-христиански, даже если никогда не бывал в церкви и не знаком с Новым Заветом.

     Дело в том, что с идеей монотеизма евреи принесли в мир и идею единого человечества. Таким образом, к единству человечества стремятся как иудаизм, так и христианство и ислам. Проблема, однако, в том, что у каждого из этих вероучений своя формула единства.

     Еврейская формула гласит:
     "И рассудит Он народы, и даст поучения многим народам" (Пророк Исайя, глава 2:4).
     "И пойдут многие народы, и скажут: "давайте взойдем на гору Господню" "ибо с Сиона пойдет Тора и из Иерусалима Слово Господне" (Пророк Исайя, глава 2:3).

     Это значит, что:

     1) человечество разделено на разные народы;

     2) каждый народ несет коллективную ответственность за собственные святыни - именно поэтому он и судим;

     3) каждый народ должен осознать порочность собственных святынь и повернуться в сторону "горы Господа" - в сторону универсального закона;

     4) единство возможно тогда, когда все народы будут готовы к "Слову из Иерусалима".

     Эта формула, с одной стороны, сохраняет народ, а значит, закон и порядок, а с другой стороны - поощряет каждый народ к пересмотру своих святынь. Она стимулирует появление лучших граждан, способных совершенствовать святыни собственного народа, направляя их в сторону святынь универсальных.

     Иудейская формула единства основана на "национальном уединении" и предполагает самоусовершенствование каждого индивидуума. Исламский и христианский варианты единства космополитичны. Каждое из этих вероучений считает: человечество станет единым лишь при условии, что все люди примут их веру.

     И тем не менее ислам и христианство принципиально различаются между собой. Христианство распространяли одиночки, которых не принял собственный народ. Поэтому они принесли с собой в религию идею свободы личности от нации и семьи, приучающих человека к конкретной культурной традиции. Христианский человек - это человек, который может сделать себя сам. "Человек вообще", от которого требуется личное усилие, личная вера, чтобы установить с Богом личную связь. Человечество будет единым тогда, когда каждый человек сделает личное усилие и поверит в Спасителя. Этим каждым может быть любой - как эллин, так и иудей. "Нет различия между эллином и иудеем", - провозглашает христианство. (Окончание следует)