В последнее время усиленно
обсуждается вопрос: допустимо ли участие детей в политических мероприятиях? Проблема
усугубляется тем, что в обществе нет четкого мнения о том, что такое "политическое".
Как говорится, "у меня - мировоззрение, у вас -идеология, а у него -
предрассудки". Сегодня израильское общество находится на переломе: с одной
стороны, казавшиеся незыблемыми ценности (например, сионизм) подвергаются
ревизии, с другой - идеология небольшой ультралевой группы влияет де-факто на
все общество. Что привело к таким переменам? С какой точки зрения рассматривать
нашу национальную историю? Чему теперь учить детей?
Об этом ведутся ожесточенные
споры.
Амплитуда оценок сегодняшней левой
израильской идеологии достаточно широка - от "гуманистической и
прогрессивной" до "предательской и самоубийственной". Но в
данной статье мне хотелось бы проанализировать лишь один аспект этой
идеологии: образ ребенка.
Чтобы лучше понять левых, начнем
с правых.
В своей книге "Там, где нет
людей" Моше Фейглин, лидер движения "Зо арцену", приводит одно
воспоминание о военных сборах в районе Шхема. После объявления
комендантского часа на его патрульную группу наткнулись две арабские девочки
двух и пяти лет. Увидев солдат, девочки бросили свои узелки и побежали прочь. Моше,
идейный сионист и испытанный солдат, сел на камень и чуть не расплакался от
жалости к ним. Он почувствовал себя на мгновение захватчиком и колонизатором,
угнетающим мирное туземное население. Минутная вспышка чувств прошла, а Фейглин, как человек, желающий
во всем дойти до сути, стал размышлять о том, насколько это морально - строить
еврейское государство на "слезе арабского ребенка":
"Если эта земля наша, то
справедливо и нравственно охранять ее всеми средствами от тех,
кто желает ее у нас забрать. Если же нет - то даже преувеличенно вежливая
проверка багажника старого "Пежо" безнравственна и аморальна".
Далеко не все привыкли осложнять
себе жизнь честным анализом своих чувств и мыслей. Далеко не все считают,
подобно Фейглину, что еврейское государство еще не построено, что пока
существует только его "черновик", "зародыш", хрупкий
организм, формирующийся в спешке и между делом - между войнами и приемом алии. Для
человека, уверенного в том, что мечта Герцля давно стала явью и ей больше
ничего не угрожает, подобное столкновение с реальностью чревато возникновением
комплекса вины. Колючие сабры, сохранявшие присутствие духа при виде колонны
вражеских танков, теряются, столкнувшись с арабским ребенком. В очередной раз
это продемонстрировал левый интеллектуал, приглашенный на недавнее обсуждение
новой книги Амнона Лорда. По словам левого оппонента, перейти в лагерь левых
его заставила жалость к обездоленным арабским детям. И точно так же - под
влиянием чувств, а не исторических фактов - родилась постмодернистская теория,
объявившая сионизм если не чистым расизмом, то разновидностью колониальной
экспансии европейской иудео-христианской цивилизации на другие континенты.
Доброта и жалость - чувства
похвальные, если они подчиняются последовательному нравственному закону. Доброта
нашего праотца Авраама, ограниченная строгими принципами монотеизма, у его
племянника Лота дошла до полного абсурда. Предлагать насильникам, как это
сделал Лот, своих дочерей вместо гостей - это было чересчур даже для видавших
виды жителей Содома. "Доброта к жестокому становится жестокостью к
доброму", - учили наши прадеды.
А нас учили, что идеи, овладев
массами, становятся материальной силой. Образ страдающего и слабого,
превращенный в знамя, способен оправдать любые, в том числе и самые варварские,
способы его защиты. Исследовательница двух самых жестоких диктатур - коммунизма
и фашизма - Хана Арендт подчеркивала огромную роль, которую сыграла в
установлении тоталитарных режимов жалость к угнетенным и бессилие перед этой
жалостью либеральной интеллигенции. Еще недавно американские левые сурово
критиковали свое правительство за войну во Вьетнаме. Сегодня, растроганные
слезой албанского ребенка, они полностью солидарны с американскими
бомбардировками Сербии, при которых гибнут женщины и дети. А вот неполитический
пример: активисты движения за запрещение абортов для защиты прав эмбриона
готовы взрывать клиники и отстреливать хирургов.
Идея, согласно которой нельзя
строить еврейское государство на слезе арабского ребенка, породила соглашение в
Осло. Слезы еврейских детей Европы, воодушевившие создателей Государства
Израиль, отошли в прошлое и стали экспонатом в музее "Яд ва-Шем". А
слеза арабского подростка превратилась в камень, брошенный в еврейского
солдата. И этот слезный камень прямиком попал в сердце гуманистов и борцов за
мир. Родившиеся в Израиле и ощущающие его незыблемой данностью, они не
чувствуют, что арабский террор отрицает само наше право на жизнь и право еврейского
государства на существование. Под влиянием эмоций произошла подмена действующих
лиц. Евреи из пастушка-Давида превратились в вооруженного великана Голиафа, а
юные арабские Дауды единолично заняли место жертвы. Еврейские гуманисты
(израильские и стран рассеяния) немало способствовали тому, что образ
страдающего и угнетенного арабского подростка вытеснил евреев из мирового
пантеона жертв. Вот почему израильские правые сегодня уже не апеллируют к
необходимости обеспечить безопасность жителей Израиля. Что значит для высокого
ума безопасность тела, если внутри самого тела сидит "страшный зверь,
грызущий сердце, - совесть". Не пытаются правые апеллировать и к силе:
провокатор из ШАБАКа Авишай Равив навсегда скомпрометировал правые демонстрации
портретом Рабина в фашистской форме. В сегодняшнем споре апеллировать можно
только к жалости, только к слезе нашего еврейского ребенка. Поэтому 19 июня и
привезли в Сад роз десятки тысяч детей, которых отступление ЦАХАЛа из Иудеи и
Самарии оставит беззащитными в руках ара-фатовских боевиков.
Но, похоже, правые опоздали. Слишком
долго трудились левые над рвущим сердце образом угнетенного и бесправного
арабского ребенка, которому мало дать бесплатное здравоохранение и образование,
- нет, ему и жизнь не в жизнь без собственного государства.